С гордостью и восхищением взирал человек вплоть до недавнего времени на происходившие вокруг бурные перемены; несмотря на временные трудности, он считал их свидетельством своего величия и символом могущества. А опасности, появлявшиеся время от времени на горизонте, казались в общем и целом вполне преодолимыми и не вызывали серьезного беспокойства. Так, считалось, что Земля вполне сможет прокормить еще 10 или 15 миллиардов человек; что, отчисляя дополнительную долю из национального дохода, можно без труда предотвратить или устранить загрязнение среды; что отходы можно с успехом перерабатывать и вновь использовать, извлекая при этом еще и чистую прибыль; что постиндустриальная цивилизация не только не обезличивает человека, но, напротив, скорее освобождает его от тяжелого ручного труда. И даже опасность ядерной катастрофы казалась в условиях существующего баланса супердержав скорее теоретической гипотезой, чем реальной угрозой.
Благодаря проектам Римского клуба и другим исследованиям, предпринятым вслед за ними в различных уголках мира, все более широкие слои мировой общественности начали понимать, что положение на самом деле много сложнее, чем представлялось ранее, и будущему действительно угрожают небывалые доныне беды. Разросшись количественно и приобретя огромную силу и власть, население планеты вызвало к жизни невиданные изменения, которые могут, как бумеранг, ударить по человечеству, поэтому необходимо всесторонне оценивать социальные и другие жизненно важные аспекты любых более или менее важных действий, ведущих к имеющим глобальные последствия изменениям. И обеспокоенность этой ускользающей из-под человеческого контроля ситуацией способствовала развитию в людях нового, необходимого им в этот мятежный переходный период качества – чувства перемен.
Истоки этого явления относятся к 1960-м годам, когда все очевиднее становилось вредное воздействие некоторых видов промышленной деятельности и отдельных достижений технического прогресса, когда потребитель все глубже ощущал свою слабость и беззащитность, когда все настоятельнее проявлялась необходимость защиты окружающей среды и более разумного использования мировых ресурсов. И именно мировая общественность заставила тогда неповоротливый истэблишмент что-то предпринять в этих областях. Теперь уже совершенно ясно, что принятых мер недостаточно, чтобы распутать чудовищный клубок сложных проблем, в котором прихотливо сплетаются, воздействуя друг на друга в невиданных доселе масштабах, взрыв народонаселения и беспорядок в социальной и экономической областях, неравномерность в распределении доходов и безработица, невежество и предрассудки. И чтобы разрубить этот гордиев узел, необходимы более кардинальные изменения, затрагивающие самые основы человеческой системы. Впервые в истории люди разных уголков мира одновременно почувствовали – пусть в различной степени и в разных формах – настоятельную потребность в переменах, в основе которой лежало подспудное недовольство действительностью и скрытое беспокойство. И это их единое желание стало характерной чертой нашего времени.
Думаю, что именно такое неспокойное состояние умов во многом способствовало установлению нового духа во взаимоотношениях между государствами. Так состоявшаяся в сентябре 1975 года Специальная сессия ООН не вылилась вопреки ожиданиям в обычные препирательства и конфронтацию, а привела к установлению временного перемирия между Севером и Югом. Эта же неудовлетворенность и потребность в переменах подготовила почву и для новой формы диалога между различными континентами. Самый яркий пример тому – открывшаяся в конце 1975 года в Париже конференция двадцати семи стран мира, представивших весь спектр уровней развития, от самого высокого до самого низкого – по вопросам энергии, сырья, развития и финансов. Конференцию было решено продолжать и в следующие годы. Можно ожидать, что этот, пусть пока еще не слишком очевидный поворот в руководстве делами человеческими приведет и к другим, не менее благоприятным последствиям и результатам.
Один из них заключается в том, что развитые страны, наконец, поняли – хотя и не до конца, – что не в их силах остановить мощное движение за изменение существующего мирового порядка. Они еще пытаются как-то затормозить его, изобретая все новые и новые технические приемы и дипломатические увертки, но уже признали его необходимость. Развивающиеся страны со своей стороны начали понимать, что разобщены не меньше своих противников и – сколь бы правомерны ни были их требования – вряд ли можно рассчитывать на немедленную полную победу и длительный перевес в решении мировых дел. Поэтому и они уже готовы пойти на определенные уступки и пока только на частичное удовлетворение своего билля о правах. Наконец, сегодня пересматривают некоторые свои позиции и социалистические страны, также стремящиеся к активному и полноправному участию в обсуждении важных мировых проблем, не укладывающихся порой в идеологические схемы этих стран.
Расширяющиеся переговоры – не просто диалог между отдельными странами: это диалог между различными структурами власти, и возможен он стал как раз благодаря активному стремлению миллионов простых людей мира к переменам. Конечно, те, кто стоит сегодня у кормил власти, предпочли бы решать свои внутренние проблемы и удовлетворять требования своих народов без ущерба для их позиций на международной арене. Однако, видя, что многие из нынешних мировых проблем уже не разрешимы какими бы то ни было односторонними действиями и требуют координированных совместных усилий, они вынуждены идти на создание неких временных компромиссных «священных» союзов, основанных на общности их интересов относительно той или иной проблемы. Довольствуясь такой ограниченной, куцей солидарностью, они и не пытаются по-настоящему вникнуть в нужды и стремления других народов, способствовать их сближению или решать задачи, которые могут хоть как-то ущемить их собственные интересы в мире. Сколько участившихся ныне межправительственных встреч так и остались безрезультатными только из-за того, что в ходе переговоров оказались затронуты те или иные внутриполитические проблемы одного из участников; как часто решение острых международных проблем откладывается по мотивам, связанным с внутренним партийно-политическим расколом или борьбой за голоса избирателей! До каких пор принцип «ты – мне, я – тебе», вряд ли уместный при решении такого рода вопросов, будет играть определяющую роль в преобразовании мировой системы? Дальше я буду еще не раз касаться этой темы. Здесь же лишь подчеркну, что, пока не будет существенно перестроена внутриполитическая структура в рамках отдельных государств, нет и не может быть речи ни о каком новом международном порядке. И эта закономерность не осталась незамеченной широкой мировой общественностью.
Надежды на светлое будущее человечества вселяет и еще одно новое явление – сознание того, что коль скоро все вокруг охвачено явным духом перемен, то и сам человек не может более оставаться исключением и тоже должен стать другим. Рядовые люди планеты все отчетливее понимают, что, неузнаваемо изменив мир, перемены не могут не коснуться их самих, и внутренне готовятся к этому. Однако предполагаемые изменения не могут происходить автоматически, пассивно, они должны развиваться по воле человека, в соответствии с его намерениями и желаниями, вобрав в себя все его творческие способности. Человек должен разумно управлять событиями, идти на жертвы ради достижения поставленных целей. Все больше людей переоценивает сейчас в этом свете свои ценности, принципы и поведение. В самих себе ищут они ответа на мучительный, роковой вопрос, где же выход из тупика, в котором оказалось сегодня человечество. И я уверен, что все они приходят к одному и тому же главному выводу – только через усовершенствование самих людей – всех мужчин и женщин, населяющих планету, – лежит в конечном счете путь к созданию лучшего мира.
Все больше и больше людей понимает сегодня – чтобы быть органической частью непрерывно меняющегося мира, необходимо и самим людям стать другими. Долгие годы человек непрерывно утрачивал контакты с бездумно создаваемым им же самим реальным миром; сейчас, осознав, наконец, опасность этого пути, он ужаснулся и хочет немедленно восстановить разорванные связи с действительностью и приспособиться к ее изменившемуся облику.
Начавшееся более столетия назад в наиболее развитых в промышленном отношении урбанизированных странах движение за обновление и гармонизацию общества сопровождалось пробуждением классового сознания масс. И именно оно направляло и вдохновляло целые поколения на историческую борьбу за социально-политические перемены. Но это не затухавшее годами восстание мировой бедноты было лишь прелюдией к разгоревшейся в глобальных масштабах борьбе. Однако сегодня люди по обе стороны баррикад начинают все отчетливее видеть мрачные тучи, сгустившиеся над всей человеческой семьей.
Это, разумеется, вовсе не означает, что внутренние социальные противоречия утрачивают ныне свою актуальность и остроту, что они будут затухать сами по себе или что их следует так или иначе искусственно затушевать, вовсе нет. Хочется верить, что наше поколение сможет перед лицом общей опасности проявить больше доброй воли в урегулировании своих внутренних противоречий и споров. Но сейчас особую важность приобретает стремление человека срочно найти удовлетворительный ответ на жизненно важный для него вопрос, небывалый по значимости и сложности. Достигнув апогея своего могущества, человек впервые с ужасом осознал таящиеся в этом могуществе опасности и вновь бьется над развитием самосознания всего рода человеческого, приспосабливая его к изменившемуся миру.
Он уже понял, что либо он должен измениться – как отдельная личность и как частица человеческого сообщества, – либо ему суждено исчезнуть с лица Земли. И само это сознание уже служит свидетельством начала столь необходимой всем нам глубокой культурной эволюции человека. Почувствовав, что ему угрожает сейчас смертельная опасность и что отныне все, в сущности, зависит от его собственных действий, он мобилизует дремлющие в нем физические и умственные способности, все свои скрытые потенции и хочет развить в себе качества, которые позволят ему вновь стать хозяином положения, подчинить себе ход событий – и выжить. И я не сомневаюсь, что, если человек будет действовать быстро и решительно, у него есть все шансы выиграть этот трудный бой.
Мы являемся свидетелями самого начального этапа процесса пробуждения человечества, некоего мутационного периода, знаменующего зарождение новых идей, которые буквально повсюду приходят в движение и получают все большее распространение. Это свидетельствует о том, что человек стоит на пороге перемен, однако это не более чем семена. Наша непосредственная задача – посеять эти семена и сделать так, чтобы они дали дружные всходы – обеспечить полное и всестороннее развитие описанной мной человеческой революции. Ибо только такая революция может усилить внутренние качества, присущие человеку как виду, и не только спасти его от самоуничтожения, но и дать ему возможность достичь и преодолеть более высокие пороги в своем восхождении. Так, сам выбирая и создавая свое собственное будущее, человек, наконец, сможет управлять своей судьбой.
Для того чтобы лучше понять, что же в действительности сегодня происходит на наших глазах, мы кратко рассмотрим новые мысли и идеи, появившиеся в четырех тесно связанных между собой проблемах: роста, суверенитета, населения и ресурсов.
Как мы уже отмечали, сам по себе рост не расценивается более как бесспорная и самодовлеющая общественная цель. Концепция роста ради роста уже на закате, и, хотя во многих странах, включая и наиболее процветающие, за ней все еще сохраняется достаточно высокий приоритет, на смену примитивным целям, направленным на чисто материальный рост, приходят новые, более широкие и всеобъемлющие концепции и ориентиры. Всегда ли правомерно, однако, отождествлять понятие «много» с понятием «хорошо», а «рост» рассматривать как символ «достижений»?
Одной из сторон синдрома роста служит убеждение, что, если не обеспечить непрерывного увеличения человеческого населения, оно неизбежно придет к упадку, и коль скоро естественные этические нормы призывают нас бороться со смертью и способствовать продолжению жизни, то и контроль за рождаемостью должен тоже вводиться в весьма ограниченных масштабах и формах. Сюда же относится и вера, что непрерывная экспансия является обязательным атрибутом здоровой экономики и поэтому нужно мобилизовать лучшие умы общества на дальнейшее совершенствование разного рода технических приспособлений и технологий, все большего увеличения производства и стимулирования потребления.
Все это и превратило экономический рост в предмет гордости и символ превосходства. Причем, акцентируя способность «роста» освобождать человека от забот, обычно игнорируют ту социальную и экологическую цену, которую часто приходится за это платить. Рыцарей роста прославляют как поборников добра и прогресса; правительства проповедуют рост как новоявленное откровение и именно в нем ищут ключ к решению возникающих проблем; для того, чтобы стимулировать его расширение и пожинать его плоды, создана целая сеть мощных политических, промышленных, финансовых, научных институтов; множество людей пропагандируют его достоинства и преимущества. Вот почему предостережение «Пределов роста» о том, что дальнейший экспоненциальный рост неизбежно приведет всю систему к катастрофе, было воспринято не более чем еретическая и основанная на ложной информации клевета.
И все-таки дебаты, разгоревшиеся после выхода в свет этой книги, оставили след в умах людей. Как часто бывает на исходе долгого периода идолопоклонничества, большие массы людей во многих развитых странах, особенно в Европе и Японии, начали сомневаться в незыблемости достоинств роста. Правда, не сразу удалось заполнить вакуум, образовавшийся после ниспровержения культа роста, но уже были попытки найти иные, не связанные с ростом способы вознаграждения и удовлетворения людей. Этим в значительной степени объясняется растущее стремление к экономическим гарантиям и качеству жизни.
С этим же, мне кажется, связано и изменение настроений среди рабочих некоторых промышленно развитых стран, сопровождающее падение веры в возможности экономического роста. С этим связаны такие явления, как прогулы, нежелание работать сверхурочно, требования о сокращении рабочего времени и введении гибкого, подвижного рабочего графика, увеличении периода отпусков и изменении сроков пенсионного возраста. К числу процессов, свидетельствующих о тех же тенденциях, относится и борьба за более человеческие условия труда и более содержательную работу, требование социальных льгот и гарантий, требование обеспечения гарантированного уровня годового заработка, введения отрицательного налога на доходы и политики регулирования доходов в национальных масштабах. Конечно, рано еще считать, что культ роста навсегда ушел в прошлое, но эти тенденции вряд ли можно не заметить.
При всем желании возродить золотые дни ничем не сдерживаемого роста индустриальное общество, наконец, осознало, что продолжение его в прежних формах и с той же скоростью невозможно. И рабочий класс этих стран стремится объединить усилия и использовать преимущества новой ситуации, когда потолок роста уже достигнут.
Существенно иная, хотя и не менее важная эволюция идей происходит и по другую сторону той сейсмической трещины, которая расколола современный мир на две большие группы: «имущих» и «неимущих». И сюда докатились волны надежд на изобилие и отзвуки культуры роста. И хотя эти надежды становятся реальностью пока что лишь в отдельных, немногочисленных слоях общества, средства массовой информации неустанно несут в каждый дом соблазнительные, порой вульгарные картинки роскошной, «красивой» жизни «имущих», включая и тех, кто наслаждается изобилием в самих бедных странах.
А между тем вовсе нет никакой уверенности, что надежды на рост осуществимы – даже при наличии активных мер в национальных и международном масштабах – во всех без исключения, а не в отдельных странах развивающегося мира. Легко видеть, что даже новый мировой экономический порядок не сможет, несмотря на все заманчивые обещания, в ближайшие годы существенно изменить сложившуюся в мире несправедливую и совершенно нетерпимую ситуацию. И доступ большинства населения планеты даже к умеренному уровню достатка – не говоря уже о каком бы то ни было изобилии – будет осуществляться куда медленнее, чем этого бы хотелось. Возможно, разрыв между ожиданиями и реальностью и станет самой печальной западней, в которую в погоне за ростом добровольно загнало себя человечество.
Понимая, быть может, какую бомбу замедленного действия представляют эти обреченные ожидания, лидеры бедных стран проявляют сегодня благоразумие и чувство меры в подходе к решению многих острых проблем. Провозгласив настоятельную необходимость нового порядка, они вместе с тем прекрасно понимают, что он может оказать конкретное воздействие на рост лишь в результате длительных и сложных процессов; и поэтому они поступили весьма мудро, выдвинув принцип опоры на собственные силы. Это лишь подтверждает, что такие важнейшие условия нормальной жизни, как занятость, питание, жилье и т. д., обеспечиваются прежде всего за счет собственных усилий тех, кто в них нуждается; именно коллективная опора на собственные силы должна стать основой мировой взаимозависимости в новой, справедливой и исключающей эксплуатацию международной системе, которую нам предстоит создать.
Все эти идеи могут показаться на первый взгляд несколько наивными. Даже если предположить, что медленный рост за счет собственных возможностей приносит больше морального удовлетворения, чем быстрый рост за счет помощи извне, все равно никакая опора на собственные силы не в состоянии сама по себе вывести многие страны из крайней, ужасающей нищеты, в которой они сейчас пребывают. И все-таки этот принцип верен: борясь за более высокий уровень жизни, люди должны прежде всего полагаться на свои собственные силы. Этот принцип может сыграть и большое воспитательное значение, воздействуя на трудовую этику и практику, направленную на поддержание безудержного экономического роста Северной Америки, Европы и Японии. Он вводит в сугубо материальную количественную концепцию роста политические и этические мотивы самоуважения и самосовершенствования в отношении к работе и оценке ее результатов. Чтобы эта новая тенденция не привела назад к кризисам и разочарованиям, необходимо вовлекать развитые страны в широкое международное экономическое и техническое сотрудничество.
Сегодня можно уже сказать, что посеянные семена дали сильные, дружные всходы и обещают хороший урожай. Сразу же оговорюсь, что никто, в сущности, не отрицает того факта, что мировая экономика еще долгие годы будет продолжать развиваться и расширяться. В числе главных причин, оправдывающих эту необходимость, следует прежде всего указать неудовлетворительный уровень жизни значительной части нынешнего населения планеты, а также стремительные темпы его увеличения. Все это делает непрерывное расширение производства важным фактором сокращения разрыва в распределении дохода и богатств между отдельными странами. И все же ни один здравомыслящий человек не сможет сегодня безоговорочно отстаивать традиционную примитивную концепцию роста и способы его искусственного стимулирования или доверять прежним критериям его измерения и оценки. При этом все более широкое распространение получает точка зрения, что, в каких бы формах ни осуществлялся экономический рост, он должен быть непрерывным процессом, без конвульсивных скачков и остановок и без чередующихся циклов подъема и спада. И продолжение его возможно лишь до тех пор, пока это совместимо с «хозяйским отношением к Земле». Так появилась концепция допустимого роста.
Изучение этого вопроса начато уже во многих местах. Хотя исследования находятся пока в эмбриональном состоянии и страдают от национальной разобщенности, уже само признание необходимости взвешивать формы и темпы экономического развития (не только в зависимости от экологической приемлемости, но и с точки зрения допустимого периода времени, в течение которого развитие может продолжаться без ущерба для планеты) служит явным свидетельством положительного сдвига во всем стиле нашего мышления. В дальнейшем эти идеи должны включить в себя более целостный подход к самому явлению роста, основанный не на механистических рассуждениях о росте как таковом, безразлично его конкретным формам, а на концепции органического роста. Это различие было подчеркнуто Месаровичем и Пестелем в «Человечестве на перепутье».
Если задуматься над процессами, протекающими во всех без исключения живых организмах или системах: нашем собственном организме, животных или растениях, в лесу, реке, пруду или море, – то концепция органического роста представляется предельно простой и самоочевидной. Рост каждого из компонентов обусловлен состоянием всех остальных частей и неизбежно предполагает последующее замедление. Рост в одном месте вызывает рост, спад или изменения в другом, и наоборот; в своем циклическом развитии жизнь и смерть неразрывно сплетены друг с другом, и без смерти невозможно возобновление и эволюция жизни. В живых организмах или системах просто не существует таких понятий, как «постоянный рост» или «нулевой рост»; более того, рост не играет в их эволюции центральной роли – главное место принадлежит жизненной силе и способности к выживанию, то есть качественному усовершенствованию и оптимальному приспособлению к окружающей среде.
Конечно, правомерность подобных аналогий имеет свои пределы, и не следует ими слишком увлекаться, однако они помогают яснее представить себе, насколько сбилась с пути в своем развитии человеческая система вследствие своей пагубной склонности к росту. Направляемая властью человека, она поднималась как на дрожжах, нарушая основы жизни на планете и подавляя естественное взаимодействие сил, поддерживающих существование всех живых организмов, в том числе и человека. И теперь, чтобы не исчезнуть окончательно как вид, человек должен не только оправиться с раздирающими его внутренними противоречиями, но и достигнуть гармонии со своей внешней биофизической средой. Так постепенно обретает очертания концепция динамического равновесия, весьма сходная с принятым в физике состоянием «устойчивого равновесия».
Под обществом, достигшим состояния «устойчивого равновесия», следует понимать общество, которое в ответ на изменения внутренних и внешних условий способно устанавливать новое, соответствующее этим изменениям равновесие как внутри себя, так и в пределах всей среды своего обитания. Примером динамического равновесия в международной политике может служить так называемый баланс силы между великими державами – легко увидеть, к каким последствиям может привести нарушение этого баланса. Так же как и политический баланс сил, всеобщая человеческая система нуждается для поддержания и восстановления соответствующего социального и экологического равновесия в постоянном руководстве человека, и этим она отличается от любых живых систем, наделенных самой природой естественной неотъемлемой способностью к самоуравновешиванию за счет соответствующих гомеостатических свойств. И сейчас люди начинают все глубже осознавать, что одна из главных новых обязанностей человечества как раз в том и состоит, чтобы поддерживать состояние надежного, устойчивого равновесия как внутри глобальной человеческой системы, так и в ее взаимоотношениях с экосистемами.
Применив немного здравого смысла, мы достаточно логично перешли, таким образом, от роста вообще к росту, основанному на собственных силах, затем к допустимому росту, а далее к органическому росту и динамическому равновесию. Не менее важна и другая открывшаяся нам истина, которую мы забыли в своей лихорадочной погоне за ростом любой ценой, – что корень добра таится именно в равновесии. Наряду с этими идеями, касающимися всего человеческого общества, становится все более очевидным, что у равновесия есть и еще одна важнейшая составляющая, и связана она с внутренним миром человека как отдельной личности.
Удовлетворив определенный набор своих минимальных жизненных потребностей и достигнув физического благополучия, человек выдвигает ряд новых нужд, желаний и стремлений, касающихся его безопасности и гарантий, удобств и комфорта, веры, самовыражения, социального положения, а также того, что обычно называют качеством жизни. Говоря о разумной степени удовлетворения всех этих человеческих запросов, сейчас чаще используют слово «развитие», которое быстро вытесняет понятие роста.
Здесь уже действительно можно говорить об определенных улучшениях качественного характера. Конечно, понятие развитие до сей поры остается еще весьма расплывчатым, и в центре его, как и следовало ожидать, по-прежнему лежит стремление к повышению материального уровня жизни. Тем не менее весьма знаменательно, что именно развитие является сегодня ключевой политической целью даже в развивающихся странах, что свидетельствует об отходе от доминирующей в прошлом жесткой и бескомпромиссной ориентации на рост. И я уверен, что это еще только начало: в будущем мы увидим, как один за другим будут падать барьеры, удерживающие нас в плену узких, устаревших представлений. Как показали уже оценки, проведенные – хотя и в различных формах и на разных уровнях – во многих странах, развитие стало настоятельной потребностью, приобретающей поистине всеобщий характер, и должно стать коллективным делом всего глобального сообщества.
Настало время сделать последний, окончательный шаг в этой наметившейся уже эволюции. В распространенной ныне интерпретации слово «развитие» связывается обычно, как я уже отмечал, с «удовлетворением человеческих потребностей», и люди в соответствии с этим рассматриваются главным образом как просители и потребители. Такой упрощенный подход ошибочен и лишь сбивает нас с толку. Необходимо отказаться от него и понять наконец, что если рассматривать эту проблему в длительной перспективе и на глобальном уровне, то концепцию потребности надо соотносить с возможностью ее удовлетворения, а человеческие запросы подчинять возможности разумного их обеспечения. В противном случае нас не ждет впереди ничего, кроме хаоса и разочарований. Если выразить эту мысль более четко, она означает, что необходимым условием разумности человеческих запросов и умеренности надежд на их удовлетворение является развитие самих человеческих качеств и способностей.
Ведь, в сущности, первоисточником всего хорошего, так же как и плохого, оказываются прежде всего сами люди, и, следовательно, именно они в конечном счете – творцы своего собственного развития или неразвитости, какой бы конкретный смысл ни придавался этому термину. В них самих и в их потребностях скрывается суть этой проблемы, и только они – и никто другой – могут обеспечить ее решение, ибо они являются единственным источником, из которого черпаются средства, необходимые для удовлетворения всех их нужд и запросов. Так что если смотреть на развитие в истинном свете, то оно – так же как и любое другое человеческое достижение – может быть только таким, каким способны сделать его сами люди, применив все свои многогранные возможности, все свои духовные силы, свой ум, знания, изобретательность, мастерство, дар взаимопонимания и любви к ближнему, способность чувствовать прекрасное, ощущать поэзию жизни, все свои артистические и эстетические наклонности.
Для того чтобы поставить все на свои места, надо просто перевернуть нынешнее понятие развития, сфокусировав основное внимание не на потребностях человеческого существа, а на его способности вносить вклад в их удовлетворение, то есть на его собственных качествах и на его собственной изобретательности. Ведь чем больше будут развиты и возвышенны его внутренние достоинства, тем более высокого уровня и качества жизни он сможет достичь, не выводя из равновесия всю систему. В заключение хочу отметить, что было бы серьезным заблуждением считать человеческие потребности отправным пунктом новой фазы в эволюции человечества. Любые новые достижения человечества – включая и то, что обычно подразумевается под «развитием», – могут основываться только на совершенствовании человеческих качеств, и именно на этом мы должны сконцентрировать все свои усилия, если мы хотим действительно «расти».
Конечно, все эти идеи еще не получили должного распространения. Но пройдет время – они проникнут в умы людей, и человеческая революция будет выглядеть не такой уж утопичной. И если это осуществится, тогда действительно можно будет сказать, что человечество находится на правильном пути.
Активное брожение идей наблюдается и в международной жизни; здесь на смену концепции независимости приходит подход, основанный на признании многосторонней зависимости между всеми отдельными элементами международной системы. Это лишь первый, пусть скромный, но совершенно необходимый шаг вперед от нынешнего анархического и неуправляемого состояния в мире, в основе которого лежит так называемый «суверенитет» хаотического множества конкурирующих и ссорящихся государств, сначала к вынужденному, а потом и вполне сознательному сотрудничеству. Конечной целью такой эволюции станет истинное «сообщество» людей, объединенных взаимным уважением и общностью интересов. Вряд ли есть необходимость вновь подчеркивать, что национальный суверенитет представляет собой в век глобальной империи человека главное препятствие на пути к его спасению. И тот факт, что он упорно сохраняет свое значение как руководящий принцип государственного устройства человечества, представляет собой типичный синдром нашего ненормального культурного развития, а следовательно, и всех наших затруднений.
В этой связи позволю себе более детально коснуться некоторых вопросов, которые я уже обсуждал. До начала второй мировой войны в мире было около шестидесяти суверенных государств, некоторые из них – с обширными колониальными владениями. Сейчас 144 (в настоящее время больше) страны входят в Организацию Объединенных Наций. И все они: большие и малые, старые и молодые, одни – весьма монолитные и однородные, другие – в высшей степени гетерогенные по структуре, одни – представляющие рациональный единый организм, другие – носящие на себе отпечатки различного рода исторических, расовых, географических и культурных обстоятельств, оправдывающих их существование, – все они в высшей степени эгоцентричны и чрезвычайно ревностно относятся к прерогативам своего суверенитета. Границы одних многократно передвигались на протяжении столетий; неустойчивые и переменчивые, как ртуть, многие из них и сейчас еще служат предметом оживленных дискуссий. Другие упорно хранят традиции древних династических браков и альковных союзов или увековечивают прихоти картографов, перенесших на чертежную доску сферы влияния колониальных империй. И все-таки каждая из стран, даже замышляя планы захвата чужих территорий, провозглашает незыблемость и священную неприкосновенность своих собственных границ.
Если говорить о практической стороне дела, то для большинства относительно маленьких и слабых государств суверенитет остается в значительной степени номинальным, не говоря уже о введенной недавно концепции ограниченного суверенитета. По сути дела, перед лицом сверхдержав, крупных государств и даже могущественных корпораций положение маленьких стран представляется довольно-таки безнадежным. Однако даже и они, на собственном опыте испытав, что значит быть слабым перед лицом сильных, не уступают последним в жестокости, отказываясь признать за этническими и культурными меньшинствами, по капризу истории оказавшимися в пределах их территорий, те же самые права на самоопределение и независимость, которых требуют для себя на мировой арене. И всетаки, при всей своей этической, политической и функциональной неприемлемости и нелепости, суверенитет национального государства по-прежнему остается краеугольным камнем нынешнего мирового порядка. Более того, совершенно очевидно, что в последнее время наблюдается даже определенное возрождение культа суверенности, культа, который осудил А. Дж. Тойнби, назвав его «главной религией человечества, избравшей в качестве объекта поклонения кровавого бога Молоха, который требует от людей приносить в жертву своих детей, самих себя и всех своих ближних – представителей рода человеческого». Стоит ли удивляться, что структура нынешнего международного здания оказывается столь нестабильной и шаткой, если оно построено из старых негодных кирпичей – суверенных национальных государств.
Ничто, наверное, не показалось бы более странным и диким наблюдающему Землю со стороны умному инопланетянину, чем этот калейдоскоп всевозможных стран, разделивших на части континенты – кусочек тебе, кусочек мне, – а теперь стремящихся поделить между собой и моря! Инопланетянин еще более удивится, когда, приблизившись, увидит, какую изобретательность умудряются проявлять земляне, чтобы оправдать существование этой немыслимой структуры и управлять ею.
Чудовищный военный нарост, ежегодно поглощающий 6-8% общего продукта человеческого труда для разрушительных целей, далеко не единственный абсурдный побочный продукт этого бессмысленного разделения. К нему можно добавить и разросшуюся до неимоверных размеров систему дипломатических служб, пользы от которой сейчас не многим больше, чем от столь же разбухшей системы секретных разведывательных служб. Очевидно, что в наш век – век, когда системы телефонной, телеграфной и телевизионной связи, телексы, радио, пресса и охватывающие буквально весь мир авиалинии приносят в каждый дом все свежие новости, когда информация сама по себе без посторонней помощи путешествует по свету, когда журналисты не пропускают ни одного более или менее интересного происшествия, не осветив его на полосах газет, а спутники постоянно следят за тем, что делается на поверхности планеты, – значительная часть этих в высшей степени громоздких, манерных и безнадежно yстаревших служб, оставшихся нам от времен рыцарей меча и шпаги, оказывается совершенно лишней и неуместной.
Кроме явных, осязаемых и режущих глаз результатов деятельности всех этих служб и организаций, в частности, военных, изобретено множество мелких ухищрений, усложняющих и запутывающих современною жизнь. Чудовищно раздувая бюрократический аппарат, чиновники рассылают во все концы кипы зашифрованных сообщений, кодированных инструкций, вводящих в заблуждение докладов, перекрывающих друг друга и абсолютно друг другу противоречащих договоров, протоколов, составленных во изменение ранее подписанных, которые в свою очередь были предназначены для внесения поправок в прежние законы – также и в законы, которых вообще никогда не должно было бы существовать в природе. Создаются искусственные альянсы, о которых обычно тут же и забывают, разрабатываются международные законы, допускающие множество самых различных интерпретаций – впрочем, это не так уж и важно, поскольку их все равно никто никогда не соблюдает.
К счастью, в массе своей земляне не так уже безнадежно глупы, как могло бы показаться наблюдающему гипотетическому инопланетянину. Люди уже начинают сознавать не только бесполезность и бессмысленность, но и непомерную цену – в самых различных смыслах, – которую приходится платить за эти паразитические механизмы. Более того, сейчас широко распространяется убеждение в правоте Тойнби, отмечавшего, что «сила поклонения культу национального государства вовсе не свидетельствует о том, что национальный суверенитет действительно представляет собой удовлетворительную основу политической организации человечества в атомный век. Истина как раз в прямо противоположном... в нашу эпоху национальный суверенитет, по сути дела, равносилен массовому самоубийству».
То обстоятельство, что сегодня множество людей продолжает упорно отстаивать национальный суверенитет, вовсе не служит, по моему мнению, доказательством его целесообразности. Ведь до того момента, как мир получил возможность убедиться в ложности и коварстве мифа об экономическом росте, и он пользовался точно таким же единодушным поклонением. И так же как этот миф верно служил интересам мирового истэблишмента, помогая ему прикрывать свои огрехи и промахи, принцип национального суверенитета оказывается в первую очередь весьма выгодным его самым ревностным защитникам – правящим классам. Ведь суверенное государство – их вотчина. Вся помпезность и внешний блеск, все пышные слова и витиеватые украшения, скрывающие за собой узкий эгоцентризм, вкупе со связанными с этим имущественными интересами – все это как нельзя лучше служит корыстным целям правительств; ведь суверенное государство позволяет им, прикрываясь громкими фразами об отечестве и традициях, или отечестве и революции, или о чем-нибудь еще, защищать прежде всего свои собственные позиции. Более того, оно дает им все новые и новые средства, предлоги и поводы оказывать психологическое и политическое давление на своих сограждан, не останавливаясь перед тем, чтобы в нужный момент призвать на помощь старую испытанную уловку – разжечь в стране национализм и шовинизм. Вот почему еще ни один государственный деятель ни одной страны ни разу не встал и не провозгласил открыто и во всеуслышание, что ортодоксальная приверженность принципу государственного суверенитета в условиях современного мира становится не только опасной, но попросту нелепой и абсолютно неуместной.
И все-таки, несмотря на усилия его защитников, «сосуд суверенитета», по выражению гарвардского политолога Стэнли Хоффмана, «дал течь», и через его некогда совершенно водонепроницаемые стенки непрерывно и безудержно струится поток технологических инноваций. И вместе с ним медленно, но верно растет и ширится убеждение, что такое положение вещей ведет нас по неверному пути. А отсюда – уверенность в необходимости поисков и изучения новых транснациональных форм организации и способов сосуществования. Уже сейчас в тех кругах общества, которые наиболее чувствительны к новым требованиям нынешней эпохи, предпринимаются конкретные исследования, направленные на выявление структуры нового политического порядка на планете, свободного от императивов национального суверенитета. Так некогда шаг за шагом развеивался миф о росте и отмирала роль золота как единого денежного эквивалента. Теперь так же постепенно вызревает и обретает реальные черты идея необходимости отказа от принципа суверенности национального государства.
Инициатива первых шагов в этом направлении должна исходить от более старых и более сильных стран. Созданные в результате деколонизации и освободительного движения новые страны – случай существенно иного рода. Для них – в силу логики сложившегося мирового порядка – возможность создания независимого государства является неизбежным доказательством самоопределения, средством самоутверждения и национального единства, это возможность сказать свое слово при решении международных проблем, развиваться, опираясь на собственные силы, воспитывать свой собственный класс политических деятелей, способных управлять государственными делами. Наконец, это позволяет им оптимально приспособить друг к другу – не жертвуя при этом слишком ни тем, ни другим – свою традиционную культуру и современные методы управления. И как бы ни были нелепы ошибки, которые они уже сделали и еще не раз сделают в течение периода обучения и приспособления, в какую бы наивность и в какие бы излишества они ни впадали – опыт самоуправления совершенно необходим для их дальнейшего развития, и приобрести его они могут только под прикрытием суверенитета.
Что же касается стран, принадлежащих к так называемому Первому, развитому капиталистическому миру, то они-то как раз могут и должны проявить инициативу коллективного и добровольного отказа от части своих суверенных прав, показав тем самым миру, что это не сопряжено ни с какими трагическими последствиями для развития страны. И ведь эта идея не так уж нова, как может показаться на первый взгляд. Подобные попытки были впервые 40 лет назад предприняты в Европе, а ведь именно она считается колыбелью принципов суверенитета. В 1934 году решение об отказе от части своих суверенных прав и передаче их Лиге Наций приняло правительство Испанской республики, однако вскоре в стране разгорелась гражданская война, к власти при поддержке военных пришли националисты – и романтической инициативе так и не суждено было осуществиться. Если не считать этой попытки, европейцам понадобилось пережить еще одну, вторую мировую войну (которая, так же как и первая, протекала главным образом на их территории, безжалостно калеча Европу и ее народы), чтобы осознать, наконец, бессмысленность всех страданий, разрушений, моральных и финансовых жертв, которые принесли им склоки между обособленными национальными государствами. И вот в 1945 году, устав от этой войны, от тех, кто ее разжег, они наконец дозрели до мысли, что пора объединить усилия, и попытались создать новую, небывалую транснациональную и наднациональную организацию.
Понадобилось еще двенадцать лет, прежде чем были заложены реальные основы нынешнего Европейского экономического сообщества. Весьма примечательно, что подавляющее большинство западноевропейских стран изъявило тогда полную готовность к интеграции в экономической области, рассматривая ее как прелюдию к дальнейшему политическому объединению. Однако это логически неизбежное развитие процесса было нарушено и приостановлено изза отсутствия сильного единого руководства, из-за возрождения национализма – наиболее ярким, но не единственным примером которого является голлизм, – а также из-за местнических, узкоэгоистических интересов и действий представителей политических кругов. Определенные трудности возникли также и в связи с позициями, которые заняли по этому вопросу США и Советский Союз, озабоченные – хоть и по различным мотивам – перспективой появления нового экономического гиганта и конкурента и возможным перераспределением политической власти и влияния.
Конечно, столь медленное развитие процесса интеграции и бесчисленные проволочки, непрерывно возникающие на пути к его конкретному осуществлению, не могли не вызвать определенного разочарования и охлаждения к самой идее. К тому же переживаемое ныне странами Западной Европы состояние общего кризиса отнюдь не располагает к реализации крупных проектов, если они не обещают в скором будущем откровенно положительных результатов. Объединение разобщенного и разделенного на части континента – а именно такой была некогда Европа – было и остается чрезвычайно сложной задачей, и решение ее сопряжено с неимоверными трудностями; однако сейчас уже можно сказать, что ключ к ней найден, и сама логика вещей вынуждает Европу к объединению. В нынешнем десятилетии создались, на мой взгляд, очень благоприятные условия для осуществления многих не реализованных еще замыслов. Именно в этом направлении развиваются сейчас настроения большинства европейцев. Если эта идея и дальше будет обретать силу и поддержку – а я верю, что именно так и случится, – мы станем свидетелями решающего события для судеб всего мирового развития – создания первого истинного регионального союза или сообщества.
Надо сказать, что процесс объединения сам по себе не предполагает автоматического отказа от атрибутов суверенности, но способствует определенному растворению этого принципа, во-первых, распространяя его на значительно более обширные географические территории, а во-вторых – постепенно накладывая на них транснациональные узы и внедряя организации наднационального характера. Весьма интересно, что процессы, протекающие сейчас в Европе, вовлекают в создание новых учреждений и новых механизмов самые различные группы и слои общества. Строительство Сообщества осуществляется не по заранее запланированной программе, как это первоначально предполагалось, а главным образом a la carte, что не может в конечном счете не замедлять его темпов. И все основные социальные силы, не имея вопреки своему желанию возможности заранее и на достаточно солидной основе готовить и планировать действия, вынуждены чертить карты своего продвижения прямо на местах, выбирая формы и пути развития и по ходу дела приспосабливая их к изменяющейся действительности.
Параллельно с передачей в ведение Сообщества некоторых функций, находившихся прежде в компетенции отдельных государств, развивается и определенный обратный процесс децентрализации, сопровождающийся расширением местной автономии и полномочий учреждений локального уровня. Создание такой иерархической координированной системы, объединяющей на наднациональном уровне интересы и возможности различных групп и слоев населения и обеспечивающей распределение ответственности за принятие решений, оправдано сегодня в нашем усложняющемся мире как с политической, так и с функциональной точки зрения. В условиях Европы такая перестройка ведет к созданию Europe des regions, существенно отличной от Europe des patries, то есть суверенных государств.
Конструктивное влияние опыта Европейского экономического сообщества сказывается далеко за пределами континента. Заключенные Сообществом договоры о сотрудничестве с Грецией, Кипром, Турцией, Марокко и Тунисом, а также его экономическое партнерство с сорока шестью странами Африки, зоны Карибского бассейна и Тихого океана открывают миру путь к новым организационным формам сотрудничества. Под сенью таких договоров между группами суверенных государств устанавливаются многочисленные неправительственные связи и контакты в экономической, финансовой, технической и культурной областях. В результате этого тесного и жизнеспособного сплетения транснациональных интересов постепенно вытесняются и практически обрекаются на забвение зафиксированные в различного рода уставах и документах сакраментальные принципы суверенитета.
Глубоко новаторский характер этих процессов делает их объектом активного сопротивления со стороны различных социальных групп и политических сил. Однако я верю, что именно этим процессам принадлежит будущее. Думаю, что завтра многие страны, которых ныне связывают с Европейским экономическим сообществом узы простого сотрудничества, вступят в него как полноправные члены. Будут заключены соглашения с другими странами, и сфера новой солидарности будет расширяться, подавая хороший пример всем странам и народам. В частности, после многолетней паузы получит наконец дальнейшее развитие региональная интеграция стран Латинской Америки. Основой для возобновления действии в этой области послужит опирающаяся на прагматический принцип a la carte новая формула Латиноамериканской экономической системы, принятая странами зоны Панамского канала в августе 1975 года. Уже упомянутый мною проект, проводимый по инициативе Римского клуба в Венесуэле, поможет латиноамериканским странам понять, что будущее каждой из них неразрывно связано с судьбой всего континента, зависит от их способности действовать сообща, невзирая на разъединяющие их национальные границы.
Можно с уверенностью утверждать, что сознание необходимости решать ряд проблем, минуя уровень отдельных государств и не делая фетиша из их сакраментального суверенитета, и преодолевать недостатки национальной структуры за счет создания региональных и субрегиональных союзов непрерывно развивается, приобретая все новых и новых сторонников. Одним из свидетельств стремления вырваться из силков суверенитета является формирование добровольных нерегиональных коалиций. Раньше коалиции такого рода носили, как правило, военный характер. Теперь они стали совершенно необходимы для решения общих для различных стран и регионов мира проблем, требующих отказа от национального престижа и национальных прерогатив в пользу совместных, коллективных действий. К числу таких проблем относится, в частности, управление использованием некоторых видов природных ресурсов, развитие ряда технологий, отдельные стороны охраны окружающей среды, регулирование валютно-финансовых вопросов и т.д.
Наиболее широкоизвестную и лучше всего организованную коалицию подобного типа представляет в настоящее время организация стран – экспортеров нефти – ОПЕК. Она имеет явные преимущества перед своим предполагаемым двойником и антиподом – Международной энергетической ассоциацией. Другим примером может служить Организация экономического сотрудничества и развития – ОЭСР, обладающая в отличие от упомянутых ранее значительно более обширной базой и существенно иным набором целей и задач: она служит официальным форумом, а иногда и выразителем интересов рыночной экономики развитых стран. В ноябре 1975 года состоялась первая в истории экономическая встреча на высшем уровне. Подписанная шестью участвующими в ней крупнейшими промышленными странами ОЭСР Декларация Рамбуйе была главным образом посвящена нынешнему тяжелому экономическому кризису и совместным действиям, которые необходимы для его преодоления. Параллельно начала выкристаллизовываться и идея постоянно действующего «директората» «капиталистических» стран, полезность и эффективность которого трудно предвидеть заранее: она будет зависеть от того, какие конкретные формы это примет и какие силы его возглавят. На противоположном конце спектра находится «Группа-77» – уже упоминавшаяся мною коалиция, в которую входит около 100 наименее развитых стран. По-видимому, будет дальше развиваться и совершенствоваться и региональная экономическая ассоциация Советского Союза и стран социализма – Совет Экономической Взаимопомощи, или СЭВ.
Все эти тенденции свидетельствуют о явной неэффективности старой системы двусторонних отношений перед лицом мировой проблематики. С другой стороны, громоздкие международные организации, объединяющие около 150 государств, просто не в состоянии функционировать, не прибегая к посредничеству коалиций того или иного рода. И здесь вновь реальность оказывается сильнее устаревших принципов и структур, вынуждая правительственные круги и представителей политических верхов идти на создание объединений, игнорирующих государственные границы, и проводить курс на солидарность между народами. Эти процессы и тенденции весьма отрадны; однако для того, чтобы все это не вылилось в конечном счете в конфронтацию между отдельными коалициями, сейчас, как никогда ранее, необходима активная поддержка широкой мировой общественности.
Думаю, что региональные сообщества и нерегиональные коалиции – различные по природе, масштабам и задачам и существующие наперекор своим и чужим национальным границам, так жестко разделившим мир на экономические, политические и идеологические блоки и группировки, – будут играть в будущем все более и более важную роль. Одно из их преимуществ заключается в том, что они по самой своей форме гораздо менее монолитны, чем национальные государства, и следовательно, и более восприимчивы к новым возможностям, новому опыту, инновационным и творческим элементам и потребностям, чем официальные бюрократические учреждения типа научных академий, научно-исследовательских институтов, религиозных и неправительственных организаций. Таким образом, в исторически сложившейся иерархии учреждений и институтов создается новая возможность принятия решений, позволяющая управлять усложняющимся и все более интегрированным миром.
Другая область, где вызревает не менее обильный урожай идей, связана с прямо противоположной принципу суверенитета концепцией взаимозависимости. Руководитель Международной программы Аспеновского института гуманистических исследований Харлан Кливленд абсолютно прав, утверждая, что люди мира «взаимозависимы гораздо в большей степени, чем это отражено в нынешних национальных и международных институтах». Считая, что «гуманистическое управление международной взаимозависимостью представляет одну из важнейших политических и моральных проблем нашего времени», он приступил к осуществлению крупной программы, цель которой выявить, какие международные институты и соглашения могли бы наладить систему многостороннего управления деятельностью, связанной с удовлетворением человеческих потребностей.
Можно понять развивающиеся страны, если, выступая за «селективную» взаимозависимость, они заранее отвергают решения, которые им могут навязать более сильные страны. В сущности, они во многом правы. Ведь навязываемая насильно взаимозависимость в отношениях между неравными неизбежно превращается в свою противоположность, оборачиваясь зависимостью; здесь складывается ситуация, аналогичная случаю с котлетой из одного рябчика и одного коня – конечный продукт оказывается состоящим из сплошной конины. В этом ключе, помоему, следует оценивать и Хартию экономических прав и обязанностей государств, недвусмысленно подчеркивающую роль национального суверенитета. Гарантией прав малых и молодых государств должна служить не химера независимости, а утверждение и коллективные гарантии отсутствия зависимости от какого бы то ни было другого государства. Если подойти к этому условию с более общих позиций, оно требует установления более справедливых и равноправных уз взаимности и взаимозависимости между всеми без исключения странами, кардинального преобразования международной практики. Только тогда страны будут объединены узами действительно обоюдной зависимости. И другого пути у нас нет: мировая система вступила сейчас в фазу поистине эпохальных преобразований, и именно взаимозависимость представляет одну из ее определяющих основ.
Самое парадоксальное, что даже Организация Объединенных Наций – этот форум суверенных государств – постепенно расшатывает устои принципа суверенитета. Относительно менее могущественные ее члены долгие годы непрерывно сетовали на засилье в ООН больших стран, на то, что иногда имеет место злоупотребление правом вето, что Соединенные Штаты Америки вербуют себе большинство с помощью подкупа и других неблаговидных средств. В последнее время ситуация в корне изменилась, и теперь настал черед США выражать недовольство «тиранией большинства». Однако, каковы бы ни были благоприятные последствия этих сдвигов недовольства, ясно одно: пороки и причины недостаточной эффективности ООН связаны не столько с самой организацией, сколько с поведением ее членов, больше всего на свете озабоченных соблюдением своих собственных прав и суверенных интересов и не желающих замечать ничего другого.
Все единодушны во мнении, что система Объединенных Наций нуждается в серьезных реформах, в связи с этим была даже создана специальная комиссия, и ее предложения обсуждались на Специальной сессии в сентябре 1975 года. Но ведь ни одна сколь-нибудь реальная реформа Объединенных Наций не может не идти вразрез с философией суверенности. Со старыми структурами часто бывает так, что начатые в них мини-реформы приводят к необходимости глубоких макси-реформ, затрагивающих основы. В этой связи мне вспоминается история с моим другом, владельцем прекрасного дворца семнадцатого века на одном из венецианских каналов. О таких дворцах говорят, что они держатся только благодаря тому, что их скрепляет электрическая проводка. Так вот, однажды мой друг решил установить ванну и вызвал водопроводчика. Работы каким-то таинственным образом повлияли на состояние дверных проемов в противоположном конце здания, укрепление которых изменило равновесие крыши, а это в свою очередь подействовало на что-то в самом фундаменте дворца. В результате другу пришлось ремонтировать все здание. Я уверен, что нечто похожее может произойти и с Организацией Объединенных Наций. Ее перестройка убедит даже самых закоснелых консерваторов, что корень многих недостатков этой и других подобных организаций лежит именно в принципе и логике суверенитета.
Система Объединенных Наций сыграла важную роль и в выдвижении идеи о превращении мирового сообщества в целом взамен отдельных стран в субъект правового регулирования. Начиная со Всемирной конференции ООН слово «мир» стало наряду со словом «нация» обретать значение ключевого слова в мировой политике. Известно, что основная цель конференций направлена на пересмотр в глобальном масштабе наиболее острых проблем человечества, таких, как человек и окружающая среда (Стокгольм, 1973 год), народонаселение (Бухарест, 1974 год), продовольствие (Рим, 1974 год), использование морей и океанов (Каракас – Женева – Нью-Йорк, предполагается продолжить в ближайшие годы), человеческие поселения (Ванкувер, 1976 год), занятость (Женева, 1976 год), водные ресурсы (Буэнос-Айрес, 1977 год), наука и техника (1979 год). Список этот, по-видимому, будет продолжен. Примечательно, что, присутствуя на этих конференциях, даже самые консервативные представители официальных правительств, вечно озабоченные своими собственными делами и интересами, не могут не увидеть всеобъемлющего, поистине глобального воздействия проблем, отзвуки которых как эхо разносятся по миру, достигая самых отдаленных его уголков.
Мы уже привыкли, что группы чем-то озабоченных или против чего-то протестующих прогрессивных людей со всех континентов собираются вместе, организуя параллельно с межправительственными конференциями открытые обсуждения и свободные дебаты по тем или иным вопросам. Порой от них бывает больше шума, чем смысла, но чаще всего гораздо больше пользы, чем от официальных форумов, с которыми, кстати, они обычно бывают резко не согласны. Диалектика развития такого рода движений проста и понятна – это все более громкий и неумолимый Vox populi. С этим же связан и непрерывный рост числа неправительственных организаций, изучающих и пытающихся решить беспрецедентные по сложности проблемы нашего времени. Некоторые из них играют лишь вспомогательную или стимулирующую роль, восполняя недостаточную эффективность правительственной деятельности, однако есть и такие, которые можно было бы сравнить с антителами, выделяемыми организмом в период опасности. Это своеобразная защитная реакция нашего больного общества на отравление ядами суверенности, национализма, невежества, эгоизма, недальновидности, бюрократизма. К этой категории можно было бы с полным правом отнести и Римский клуб: не обладая структурой организации, он действительно стремится охватить современную проблематику во всех ее формах и проявлениях. Подобные полезные и нужные организации фокусируют внимание на острых проблемах современности. Из них непрерывным потоком бьет живительная струя свежих, действительно новаторских идей, и все вместе они влияют на официальную структуру правительственных и международных учреждений.
Между тем необходимость согласования в мировом контексте своих долгосрочных национальных и региональных планов начинают понимать и некоторые правительства. Всего лишь несколько лет назад никто, казалось, и не подозревал, что национальные интересы следует реально рассматривать и оценивать только на фоне более широких, всеобщих интересов. В конце 1960-х годов начались работы над «Проектом 2000 года» с целью изучения альтернатив будущего развития Европы и выбора тенденций, которые обеспечили бы ей стабильное процветание. У инициаторов проекта были благородные замыслы и широкие планы, но они рассматривали Европу как обособленную, замкнутую единицу, даже не обсуждая возможного воздействия на нее (до казавшегося далеким 2000 года) таких факторов, как ситуация в мире в целом и его развитие. В новом проекте Европейского сообщества – «Европа через 30 лет» – Европа выступает уже как часть общемировой окружающей среды, к которой она волей-неволей должна как-то приспосабливаться; цель проекта теперь сводится к поискам наилучшего возможного способа создать себе удобную экологическую нишу в пределах внешней среды.
Аналогичная история произошла и в США. В 1967 году там был опубликован памятный доклад авторитетной «Комиссии 2000 года», организованной по инициативе Американской академии искусств и науки. В начале исследования были представлены отдельно для каждой страны прогнозы и выраженные в количественных показателях перспективы экономического развития вплоть до конца текущего столетия. При этом молчаливо предполагалось, что нынешнее разделение мира – внутренне присущая ему черта, которая так и останется неизменной до скончания веков. Однако начертанные прогнозы – при всех своих исключительных достоинствах – после всех великих трудов были немедленно и начисто забыты. В дальнейшем доклад обсуждал будущее Америки, лишь бегло и по ходу дела ссылаясь на остальную часть мира как на некий придаток, главная функция которого – беспрекословно принимать и поддерживать американскую действительность. Насколько мне известно, до недавнего времени подобные ошибки при всем своем богатом и длительном опыте планирования допускал даже Советский Союз. Надеюсь, что советским специалистам уже удалось разработать методику долгосрочного планирования с учетом тенденций мирового развития. Думаю, что когда-нибудь в будущем в этом преуспеют и Соединенные Штаты. Но я абсолютно уверен, что в наши дни даже такие огромные и могущественные страны не могут позволить себе роскоши не понимать, что любой подобный план – если он действительно на что-нибудь годен – должен ориентироваться на ожидаемые тенденции общемирового развития и что если по такому пути пойдут две эти гигантские державы, то за ними, безусловно, последуют и все другие страны и регионы.
Понимание того, какие политические и этические последствия влечет за собой вступление человека в век своей глобальной империи, обязательно предполагает существенный, качественный скачок в этой области. Вполне логично, что в нынешних условиях каждая страна, сообщество или коалиция стремятся проводить именно ту политику, которая, по их мнению, соответствует их собственным непосредственным интересам. Уже разработаны методики – включая и метод моделирования Месаровича-Пестеля, – позволяющие лицам, принимающим решения, более всестороннее анализировать возможные перспективы мирового развития, оценивая в глобальном контексте пределы и условия осуществления тех или иных альтернатив национального или регионального развития. Использование таких методик дает возможность воочию увидеть, что планета не настолько велика и щедра, чтобы удовлетворить ожидания всех без исключения групп мирового населения. И если каждая из них будет стремиться урвать как можно больше, это в конечном счете приведет к катастрофе всю систему, обеспечивающую жизнь человека на Земле, и в результате никто не получит ничего из того, чего хочет и в чем действительно нуждается. Думаю, наиболее могущественным и ответственным группам человеческого сообщества – и в первую очередь Европейскому экономическому сообществу, Соединенным Штатам Америки, Советскому Союзу, Китаю, Японии и ОПЕК – настало время мобилизовать свои научно-технические средства и имеющуюся информацию на исследование истинного состояния глобальной системы. Оно, бесспорно, покажет, что состояние ее отнюдь не так благополучно, как хотелось бы, что заметна тенденция к еще большему ухудшению и что сохранить, а по мере возможностей и улучшить ее – в общих интересах всего человечества. Ведущие группы должны также показать пример другим – я постоянно подчеркиваю, что пример должен исходить именно от наиболее крупных и сильных, – взвесив и решив, что они сами, вместе и по отдельности, могут сделать для достижения этой цели и какие практические шаги должны предпринять, чтобы поправить сложившееся положение.
Мы приближаемся сейчас к такому периоду, когда придется изыскивать более разумные способы удовлетворения своих собственных интересов. И здесь важно понять, что благополучие всего мира в целом является необходимым условием благополучия отдельных его частей, и в том время как обратное вовсе не очевидно и должно проверяться в каждом конкретном случае. Благополучие человеческих обществ испокон веков основывалось на этических и моральных принципах. И сейчас один важнейших таких принципов гласит: ни одна – даже самая могущественная и процветающая – страна или коалиция не может надеяться не только преуспеть, но даже и просто выжить, если создастся опасная глобальная ситуация, ставящая под угрозу существование всех остальных групп человечества. А далее следует важнейший вывод: чем выше статус или уровень ожиданий, которые данная страна связывает с будущим, и, следовательно, чем большую долю она надеется получить от мирового обновления, тем большим должен быть ее собственный вклад в это обновление.
Какое же общее заключение можно сделать в результате обзора всех этих, казалось бы, разрозненных, не связанных между собой проблем? Насколько можно сейчас себе представить, создание нового общества на глобальном уровне потребует от нас гораздо большего, чем просто установление обсуждаемого ныне нового порядка; чтобы этот процесс действительно начался, человечество – освободившись, наконец, от мифа роста – должно теперь избавиться еще от одной ловушки, приманкой к которой служит национальный суверенитет. Именно он мешает человечеству полностью осознать логику взаимозависимости и готовиться к тому, чтобы стать глобальным сообществом. Чувствуя сгущающуюся опасность и переживая множащиеся трудности, люди мира постепенно сознают необходимость и неизбежность каких-то благоприятных перемен в организации общественного развития, способных изменить я улучшить их нынешнее положение. Они готовы даже пойти на значительные жертвы, чтобы содействовать этим переменам, лишь бы иметь шанс растить своих детей, обрести достоинство, радоваться жизни и участвовать в ее дальнейшем улучшении. Если мы сможем способствовать развитию этих настроений, перед нами откроются широкие горизонты. Но нам необходимо свыкнуться с мыслью, что в центре общественных преобразований неизбежно окажется суверенное национальное государство. Именно изменение принципов и характера национального государства станет основным условием успехов Человечества.
Преобразование международного порядка и структуры власти будет во многих случаях происходить путем мирной, хотя и трудной, гражданской эволюции; иногда, однако, оно будет приобретать достаточно бурный характер, порой даже перемещая внутрь самих государств расположенную ныне на границах между странами основную линию конфликтов. Надеюсь, что эти проблемы станут темой одного из будущих научных проектов Римского клуба, и он, я уверен, покажет, что этот переворот можно осуществить и без насилия – при условии, конечно, что граждане всего мира постепенно научатся реалистически смотреть на свои проблемы и на свои возможности. И здесь опять решающими станут качества и способности самих людей.
Развернувшиеся по всему миру дебаты по поводу демографического взрыва были весьма своевременны и сыграли очень важную и полезную роль. Они повлияли не только на законодательство в этой области, но и на отношение к этим вопросам широких масс населения планеты. Удивленные и обеспокоенные растущим количеством себе подобных, люди пытались найти однозначный ответ на вопрос, существует ли абсолютный предельный максимум или оптимум численности людей, которых в состоянии выдержать на себе Земля. Теперь уже стало совершенно ясно, что этот вопрос чрезвычайно сложный, и ответ на него зависит от множества самых различных факторов, ибо соотношение между жизнью и смертью на планете включает пока непостижимые для нас переменные.
И здесь важны буквально все элементы человеческой системы. Природа представляет среду нашего обитания, однако она в действительности куда более ранима и уязвима, чем нам всегда казалось, к тому же и ресурсы ее истощаются с такой неожиданной скоростью, что это не может не вызывать у людей серьезного беспокойства. Техника призвана гарантировать безраздельное господство человека, как над окружающей его средой, так и над ее ресурсами, однако и она становится все сложнее, и требует слишком больших расходов и часто приводит к развитию вредных или побочных эффектов. Общество представляет собой те рамки, в которых протекают все виды нашей деятельности, однако все ощущают глубокое неудовлетворение, видя царящий в нем беспорядок. И наконец, сам Человек, его мироощущение, интеллект и поведение, уж он-то, казалось бы, должен был стать нашим основным ресурсом и последней надеждой, однако и он столь подавлен несметным количеством непрерывно усложняющихся проблем, что начинает приходить в замешательство и теряться.
Если уже сегодня мы не в состоянии обеспечить достойную жизнь всему населению, как же можем мы в такой ситуации оценить, сколько вообще людей сможет выдержать планета в будущем? И все-таки этот вопрос вполне правомерен, ибо две вещи можно считать сейчас несомненными: во-первых, то, что на планете действительно становится тесно – каждое десятилетие обещает приносить миллиард людей, – и, во-вторых, все более превращаясь в неких холодных суперменов, наши потомки, как мне кажется, будут больше использовать свое могущество во зло, чем во благо. Так что будущее грозит нам большими трудностями, чем настоящее, а отношения между людьми, индивидом и обществом, обществом и природой станут еще напряженнее. Коллективные потребности людей получат такой приоритет над благом отдельного индивидуума, что человеческое существо – даже в атмосфере большей, чем сегодня, социальной справедливости – может просто захлебнуться, раствориться или потеряться как анонимная безликая часть бездушной системы.
Уже сейчас число жертв социальной несправедливости, оказавшихся в нищете из-за внутренних раздоров и организационных неполадок системы, насчитывает сотни миллионов человек. Лишь незначительное меньшинство может наслаждаться радостями жизни во всем их богатстве и многообразии, а целые классы и даже народы не имеют ни малейшей надежды хоть на какое-то улучшение своего положения. В нашем нынешнем обществе, столь интегрированном и легко уязвимом, это чудовищное положение не только чревато политическими взрывами, но и нетерпимо с точки зрения гуманности и морали, поэтому так не может долго продолжаться. Притом, как я уже отмечал выше, если каждое десятилетие будет наблюдаться миллиардный прирост населения планеты, нас подстерегает другой дьявольский порочный круг – мы можем оказаться свидетелями того, как все наши потуги избавиться от невыносимых условий бедности и нищеты сведутся на нет или даже приведут к обратным результатам из-за дополнительного давления возрастающего потомства. Конечно, наиболее разумный путь облегчения этой человеческой трагедии, масштабы и последствия которой вряд ли сейчас можно полностью себе представить, состоит в том, чтобы ограничить размножение человечества. Но как?
Дальнейшее развитие и совершенствование человеческой системы при сохранении контроля человека над этими процессами срочно требуют активной атаки в сфере социальных инноваций и установления новых форм общественной организации. Естественная трансформация массового общества и повышение его чувствительности и восприимчивости к насущным задачам справедливости, обеспечение всеобщего образования и обогащения человеческой личности невозможны в условиях, когда важные социальные решения принимаются по воле незначительного меньшинства населения. Пока не будет обеспечено участие широких народных масс в принятии решений, нельзя всерьез говорить не только о международной солидарности, но и о предотвращении захвата власти авторитарными режимами.
Как отметил руководитель Международной программы Аспеновского института гуманистических исследований Харлан Кливленд, «в Афинах времен Аристотеля и конфуцианском Китае, Риме эпохи Цицерона, Европе Карла Великого и джефферсоновской Вирджинии – везде деятельность, относящаяся к сфере социального планирования и принятия важных перспективных решений, касающихся войны и мира, бедности и процветания, меры личной свободы и коллективного принуждения, прав меньшинства и законов большинства, монополизировалась горсткой образованных и богатых». С тех пор прошли столетия, но положение почти не изменилось. На протяжении моей жизни такие решения единолично принимались или оказывались в преимущественной компетенции представителей меньшинства общества, – беру наобум – «Comite des Forges». Генеральный штаб имперской Германии, Адмиралтейство, партия, Пентагон, ЦРУ, президент, многонациональные корпорации, «семь сестер», «цюрихские гномы», «полковники», ОПЕК и другие привилегированные, страдающие эгоцентризмом и, как правило, анонимные группы сильных мира сего.
Среди всех необходимых социальных преобразований, которые сегодня и вообще в нашу эпоху оказываются гораздо важнее научно-технических) наибольшую неотложность в этой связи приобретают как раз именно те, которые обеспечивают переход возможности принятия решений от узких, замкнутых учреждений к самим людям или по крайней мере дают им возможность принимать активное участие в оценке и выборе важных альтернатив, оказывающих решающее воздействие на жизнь и будущее всего населения, а в конечном счете и человечества в целом.
Было бы непростительно недооценить сейчас эту острейшую потребность или проигнорировать трудности, связанные с поисками адекватного решения проблем.
Для того чтобы это осуществить, потребуются преобразования на всех уровнях структурной иерархии, управляющей мировой системой. Легко понять, что, поскольку участие рядовых граждан в общественной жизни всегда было и остается поныне во многих странах весьма незначительным, нам предстоит совершить поистине грандиозный шаг вперед.
Несмотря на трудности, необходимо без промедления начать движение в этом направлении, изыскивая подходящие для каждого конкретного случая формы достижения целей, и срочность таких мер диктуется целым рядом различных причин. Одна из них состоит в том, что возникшие в настоящее время серьезные глобальные затруднения сделали беспомощность нынешних правящих элит еще более наглядной. Также важно осознание того, что поскольку принятие решений в этой области все равно неизбежно, то лучше разумно планировать все заранее, чем пускать на самотек. Миллиарды мужчин и женщин во всем мире постепенно все лучше понимают, каким важным для их собственных судеб может оказаться предстоящий в недалеком будущем решающий момент. И они не хотят пассивно ждать решения своей участи или передавать кому бы то ни было право принимать решения за них самих. Ощущая в себе новые силы, они по крайней мере могут теперь разрушить любой замысел, не впервые приносящий в жертву их интересы или способный увлечь всех в бездну. Вопрос в том, как направить энергию народных масс на решение позитивных социальных задач, как подготовить людей к созидательной роли ответственных за все граждан.
Именно в этом контексте следует теперь рассматривать проблемы народонаселения. Предварительные итоги весьма приблизительного анализа позволяют утверждать, что общее число людей, которое может принять Земля, зависит от условий жизни, на которые готовы согласиться все люди. Совершенно ясно, что при удвоении численности жителей планеты во столько же раз уменьшается жизненное пространство, среднее количество ресурсов и возможность общения каждого человека с природой. Однако, продолжая далее ход рассуждении, можно с такой же очевидностью представить себе, что условия и качество человеческой жизни на планете будут в не меньшей степени, чем от количества, зависеть также от качеств населяющих ее жителей и от их способности к самоуправлению. Стремительный и неумолимый рост численности населения подводит нас к необходимости самых срочных, незамедлительных и четко продуманных действий, обеспечивающих качественное улучшение широких масс населения. Если человеческая революция, направленная на развитие качеств отдельной личности и их коллективной готовности к будущему, произойдет с опозданием или потерпит неудачу, тогда у нас фактически не останется шансов обеспечить достойную жизнь даже нынешнему населению планеты. Если же мы в разумно короткие сроки поможем развить эти идеи, то люди смогут прочувствовать неотвратимость и неизбежность грядущих перемен, захотят оказать поддержку и принять участие в решении проблем, даже если это потребует от них определенных жертв. Любые рассуждения о судьбах человечества, не принимающие во внимание его качеств и способностей, не более чем пустые разговоры.
Чтобы заложить основы этих эволюционных изменений и обеспечить их начальные этапы, должен быть заключен новый общественный договор. Потребность в нем видна хотя бы на примере Всеобщей декларации прав человека. Ее торжественно приняли несколько десятилетий назад, и с тех пор рассматривают как некую святую заповедь, которую никто не решается открыто опровергнуть, но многие вполне безнаказанно игнорируют. Теперь, когда над правами граждан нависла новая угроза, связанная с перенаселенностью планеты и развитием супертехники, особенно важно более четко сформулировать Декларацию, чтобы она могла служить частью нового общественного договора.
Особую важность в связи с проблемой народонаселения приобретает уже обсуждавшийся мною выше вопрос о гарантии для каждого гражданина планеты некоторого минимального уровня жизни, или социального минимума. Такая гарантия должна стать краеугольным камнем любого современного билля о правах и предполагать, некие торжественные ответные обязательства со стороны граждан, включая и вопрос о потомстве. Рождение детей – это не только биологическая необходимость продления жизни, но и важная социальная функция человека.
Такой подход к этой очень важной проблеме согласуется с тезисом о новой – личной и коллективной – ответственности человека перед миром, в котором он живет. Сегодня все решения, касающиеся количества детей и возрастного промежутка между ними, лежат на «ответственности» родителей, хотя всем хорошо известно, что по тем или иным причинам практически нигде в мире не существует сейчас условий, которые позволили бы заинтересованным парам действительна «ответственно» принимать это важнейшее решение. Утверждение, что естественные регуляторы, ограничивающие стремление к созданию многочисленных семей, развиваются сами собой по мере возрастания уровня жизни и образования, служит весьма слабым и ненадежным моральным оправданием существующего положения вещей. Пущенное на самотек естественное развитие этих долгосрочных процессов не в состоянии предотвратить удвоения а, возможно, и утроения численности мирового населения уже на протяжении жизни тех, кому сейчас не минуло и двадцати лет.
Отношение мировых лидеров к проблеме народонаселения весьма различно. Одно из исключений представляет Китайская Народная Республика, где сложившиеся социальные ценности и жесткие формы организации определяют неукоснительное соблюдение железных правил в сфере регулирования рождаемости и планирования семьи. К сожалению, все это окутано такой таинственностью, будто речь идет не о контроле над рождаемостью, а о каком-то секретном оружии, и, кроме того, вряд ли китайское решение так или иначе применимо в других странах, с иными традициями и дисциплиной населения. Во многих, даже высокопрогрессивных странах, и поныне действует законодательство, стимулирующее увеличение рождаемости, не говоря о таких еще более печальных случаях массовой галлюцинации, когда всерьез считается, что, чем больше численность населения, тем могущественнее страна.
Против подобной моральной и политической безответственности сейчас активно выступают группы озабоченных создавшимся положением граждан, а также отдельные неправительственные организации. Лагерь их ширится и крепнет вместе с осознанием того, что если род человеческий окажется не в состоянии поставить под контроль рост численности своего населения, то он не сможет решить ни одной из стоящих перед ним важных проблем. В любом случае нынешние поколения не имеют никакого права вести себя так, будто им дана привилегия размножаться, как заблагорассудится, лишая тем самым прав на это своих же собственных потомков, которым волей-неволей придется ввести в будущем еще более жесткий контроль над рождаемостью.
Политические аспекты этих проблем обсуждались на прошедшей в августе 1974 года в Бухаресте Всемирной конференции ООН по вопросам народонаселения, и хотя вряд ли можно считать, что она действительно пролила свет на эти проблемы, ее тем не менее следует считать весьма полезной. В ходе дискуссий столкнулись две противоположные точки зрения: одна ратовала за введение жестких мер по ограничению рождаемости, пока ситуация окончательно не вышла из-под нашего контроля, другая отражала совершенно иной подход, отрицающий эффективность такого регулирования в решении мировых проблем, поскольку они являются побочным продуктом нынешнего несправедливого социально-политического порядка, который должен быть скорректирован в первую очередь. Победу одержала вторая позиция, однако даже самые стойкие с приверженцы не отрицали необходимости новой политики в области народонаселения – и такая политика уже молчаливо проводится в некоторых странах.
К весьма сходным результатам привела и созванная в июне 1976 года в Ванкувере конференция ООН но человеческим поселениям, или, короче, человеческому «жилищу». Я отмечал выше поистине устрашающие масштабы этой проблемы. Их можно оценить уже сегодня. Для того чтобы до конца нынешнего столетия расселить на планете еще 3 миллиарда людей, потребуются дополнительные поселения, эквивалентные 3000 новых городов, по 1 миллиону жителей каждый, – сегодня в мире насчитывается не более 300 городов с таким уровнем населения. Число детей, которые появятся за это время на свет, выживут и будут нуждаться в докторах, учителях, классных комнатах и площадках для игр, достигнет почти 5 миллиардов. И так далее. Как и следовало ожидать, эта конференция была тоже в высшей степени политизирована, и, хотя на ней обсуждалось множество очень важных и неотложных узкоспециальных проблем, члены официальных правительственных делегаций так и не осмелились прямо поставить перекрывающую частные вопросы главную, животрепещущую проблему: можно ли вообще найти на Земле место для всех ожидаемых новых жителей, не нарушив окончательно условий поддержания жизни на планете? Каждому из нас надо всерьез над этим призадуматься. И группы добровольцев, искренне озабоченных сложившимся положением и не разделяющих ставшую уже привычной конформистскую трактовку проблемы, должны приложить все усилия, чтобы она не была оставлена без внимания, а начала разрешаться немедленно. Позднее я еще вернусь к этому важному вопросу.
Сегодня в мире уже многие понимают, что угрожающую благополучию планеты «демографическую бомбу» надо как можно скорее обезвредить. Во многих странах и регионах часто – и отнюдь не только в академических кругах – прямо ставится вопрос об оптимальном и максимальном уровне населения, который можно планировать для каждой конкретной части мира, и о жертвах, на которые придется пойти для достижения таких показателей. Именно с такой постановки задачи и условий ее решения я начал рассмотрение этой проблемы. Никто пока еще ясно себе не представляет конкретных планов и реальных путей их претворения в жизнь. Однако я глубоко уверен, что планирование семьи станет одним из краеугольных камней общественного договора будущего, освятив законом принцип, что право давать жизнь нельзя безоговорочно отождествлять с правом деторождения, оно должно регулироваться исходя из общечеловеческих интересов.
В рамках отдельных стран практика планирования семьи должна стать предметом соглашения между индивидуумами или парами и коллективом людей в целом. Причем коллектив должен обеспечить каждому гражданину необходимое социальное, демографическое и сексуальное образование, которое станет составной частью общего образования; гарантировать в соответствии с либеральным законодательством необходимую для контроля за рождаемостью медицинскую консультацию и медицинскую помощь, включая аборты и стерилизацию; и, наконец, как мы уже видели, общество обязано гарантировать всем его членам определенный минимальный уровень жизни – от колыбели и до гроба. Вполне логично поэтому, что и гражданин со своей стороны должен принять на себя определенные ответные моральные, социальные и политические обязательства и не превышать допустимый уровень размножения. Специальный договор, санкционирующий эти взаимные обязательства, будет регулировать их до тех пор, пока его соблюдение не войдет в привычку как естественный элемент образа жизни.
Широкое осознание того, что мировое общество не сможет нормально развиваться при таком демографическом галопе, вызовет, я надеюсь, аналогичные процессы также и во взаимоотношениях между отдельными странами. Следовательно, нынешняя практика, при которой каждая страна самолично определяет свою демографическую политику так, будто бы все они в сумме не оказывают никакого воздействия на развитие и глобальном масштабе, обязательно должна быть изменена. Не сегодня, так завтра мы окажемся перед острейшей проблемой, как разместиться и ужиться в нашем становящемся все более тесном мире. Мы будем вынуждены пересмотреть хартию взаимных обязанностей и прав государств, приняв четкие соглашения по этим вопросам. Для этого недостаточно оговорить только общие принципы солидарности и экономического сотрудничества, которые должны развиваться, невзирая на межгосударственные границы. Ведь и эти принципы можно так же игнорировать, как это делают сейчас многие страны в отношении прав человека. Они должны включать в себя в качестве фундаментальной основы кодекс демографического поведения государств и формулировку целей и принципов демографической политики каждого из них. Конечно, при определенных условиях могут быть нарушены любые взаимные обеты государств, как бы ни были они торжественны и точны. И все-таки, пожалуй, было бы целесообразно поставить перед собой для начала как минимум три цели: дать мировой общественности возможность составить более ясное и полное представление об истинных масштабах проблемы народонаселения; выявить и указать – с помощью простого сравнения количественных показателей – страны, не поддерживающие сотрудничества в этой области или превышающие пределы собственных возможностей; и, наконец, подвергнуть такие страны международному осуждению, а возможно, и другим мерам наказания. Все это может на первый взгляд показаться излишне утопичным и наивным, однако лично я глубоко убежден, что совесть мира и мировое общественное мнение, в особенности в вопросах, связанных с народонаселением, превращаются сейчас в такую реальную силу, с которой уже не может не считаться ни одно государство или правительство.
Впоследствии, по мере того как нынешнее созвездие наций будет, как я надеюсь и верю, постепенно, шаг за шагом, превращаться в истинное мировое сообщество, параллельно будут развиваться и совершенствоваться необходимые соглашения. Сейчас важно уже то, что в эту область тоже входит свежая струя новых идей, направленных на обновление человеческой системы.
Важные перемены в нашем образе мышления постепенно распространяются и на вопросы, связанные с природными ресурсами. Наиболее яркий пример – нефть. Внезапное трех-четырехкратное повышение цен на нее, превращение нефти в оружие политического давления, создание картеля производителей, серия бойкотов и эмбарго, альянс потребителей, угроза продовольственных, экономических и военных контрмер, вероятность распространения нефтяного синдрома на другие виды промышленного сырья – все это свидетельствует о том, что нефтяной кризис затронул нервный центр промышленной цивилизации. Запасы других видов сырья по сравнению с ранними оценками представляются сейчас более обширными, однако и они расходуются небрежно и расточительно, невзирая на возросшее население и его потребности. Никогда еще специалисты, эксперты по планированию и политики всего мира не прилагали таких усилий, чтобы понять суть происходящего и выяснить, к чему оно может привести. Это само по себе уже свидетельствует о происшедших в мире реальных изменениях.
Сегодня часто поднимается вопрос: кто и при каких условиях имеет право распоряжаться природными ресурсами, и какими именно? Вплоть до настоящего времени было принято приписывать почти священную неприкосновенность частной или государственной собственности на ресурсы, на эксплуатацию месторождений независимо от того, каким путем были приобретены эти права – за счет ли договоров, контрактов, концессий, наследства, завоеваний или каким бы то ни было другим путем. Сейчас эта неприкосновенность подвергается все большему сомнению, главным образом со стороны стран – экспортеров нефти, считающих себя ограбленными и обманутыми за счет притока иностранного капитала и вторжения иностранных компаний. Страны – производители нефти громко провозглашают свои суверенные и неотъемлемые права распоряжаться существующими на их территории природными ресурсами, и эта точка зрения получает широкое распространение. В этом – своеобразная защита слабых стран от алчных иностранных компаний, которые не раз в прошлом решали эти вопросы в свою пользу с позиции силы и, не останавливаясь ни перед чем, получали поистине чудовищные прибыли, беззастенчиво грабя тех, кому на самом деле принадлежали права на ресурсы. В соответствии с Хартией экономических прав и обязанностей государств «каждая страна ныне и впредь по собственному усмотрению пользуется полным и постоянным суверенитетом, включая владение, использование и передачу всех своих богатств, природных ресурсов и экономической деятельности».
Сейчас же возникла настоятельная необходимость резво оценить возможность заключения справедливых и разумных международных соглашений, которые гарантировали бы в долгосрочной перспективе и на глобальной основе права на мировые природные ресурсы всем без исключения гражданам планеты. И это должно касаться не только невозобновимых запасов планеты. Как я уже отмечал, так называемые «возобновимые ресурсы» вместе с «сопутствующими» им элементами, связанными с природными циклами воды, кислорода, углекислого газа и т. д., еще более нам необходимы и находятся в не менее серьезной опасности, чем «невозобновимые». Ведь, если разобраться, леса неизмеримо важнее для человеческой жизни, чем все нефтяные месторождения, или регенеративная способность морей в сравнении со всеми таящимися на их дне минеральными богатствами. Следовательно, управление совокупностью взаимоотношений человека с различными природными ресурсами должно основываться на здоровых, разумных принципах.
Вообще говоря, ведь нет ни морального принципа, ни естественного закона природы, из которых прямо следовало бы, что такие-то ресурсы принадлежат той или иной нации, на территории которой они оказались. Однако именно это случайное распределение ресурсов на Земле способствует разжиганию международных конфликтов и даже завоевательных войн. Тем не менее не проходит порой и месяца, чтобы мы не были свидетелями событий, иллюстрирующих эту мысль – и по мере того, как будет обостряться дефицит ресурсов, опасность будет все более возрастать. Даже у развивающихся стран нет особых оснований слишком горячо отстаивать этот аргумент, ибо основная часть мировых ресурсов – и особенно сельскохозяйственных – расположена отнюдь не на их территориях. Более того, это попросту обрекало бы на вечную нищету некоторые страны, обладающие весьма скудными запасами природных ресурсов. Мне кажется, что попытка трактовать право на ресурсы с внутригосударственных позиций противоречит не только марксистскому положению о коллективной собственности на землю и на средства производства, но и в еще большей степени – завтрашнему глобальному подходу. Следовательно, если смотреть на эту норму в широкой исторической перспективе, то она является временной мерой для защиты некоторых слабых групп человечества или попыткой, хотя и запоздалой, загладить определенные прошлые обиды и несправедливости. По природе своей она является типичным регулятором процессов, свойственных переходному периоду, ибо, рожденная под сенью прошлого или под давлением настоящего, она, безусловно, не предполагает никакого перспективного видения будущего.
Сейчас все шире распространяется мнение, что природные ресурсы представляют общее наследие всего человечества, постоянный резервный фонд, который должен передаваться из поколения в поколение как можно менее истощенным и загрязненным. И именно в этом свете следует в будущем рассматривать вопросы, связанные с правами собственности на них, их сохранением, управлением, размещением, использованием и вторичной переработкой. Однако это потребует существенных сдвигов в установившихся политических взглядах и ценностях, «что в свою очередь поставит под сомнение некоторые кажущиеся нам сейчас вполне очевидными традиционные концепции, которые будут приходить во все большее противоречие с концепциями равенства, справедливости и прав человека». Это слова одного из видных представителей деловых кругов – Мориса Стронга, исполнявшего вплоть до недавнего времени обязанности исполнительного директора ЮНЕП, а ныне возглавившего Канадскую национальную нефтяную корпорацию. Продолжая мысль, он задает вопрос, «можно ли дальше считать, что физическое размещение ресурсов в пределах территории той или иной страны является единственным основанием для признания ее суверенитета над этими ресурсами? Не является ли длительная зависимость какой-либо другой страны от поставок данного ресурса достаточно веским основанием для закрепления и за ней суверенных прав, чтобы и впредь иметь доступ к обеспечению этим видом ресурса».
Кроме постоянной опасности возникновения конфликтных ситуаций из-за путаницы относительно прав собственности и доступа к природным ресурсам, вытекающие из этого столкновения интересов при их использовании приносят большой и чисто практический вред. Они мешают мировой производственной системе служить удовлетворению потребностей многих миллиардов нынешних и завтрашних жителей планеты, которая должна как можно скорее перейти на основы максимальной глобальной производительности и эффективности, обеспечивать рациональное и рачительное использование ресурсов в мировом масштабе. Такое глобальное предприятие потребует огромных творческих усилий, невиданного доселе размаха планирования и большей согласованности действий. Без этого любой проект разумного управления и сохранения природных ресурсов может рухнуть при первом же случае, когда какая-то отдельная группа человечества потребует признать за ней приоритет на использование одного ресурса, где-то в другом месте с аналогичными претензиями выступят другие, и этот процесс уже нельзя будет остановить. В результате беспорядок и общий ущерб достигнут таких масштабов, что окажутся почти равносильными самоубийству. Необходимо совершенно ясно отдавать себе отчет, что без координированного управления всеми ресурсами планеты невозможно обеспечить удовлетворение растущих потребностей, мирового населения.
Сейчас только еще начинают понимать, что взять на себя руководство и показать пример в этой области тоже должны относительно более богатые и сильные государства. По мнению Мориса Стронга, его страна (Канада) больше других заинтересована в создании эффективной системы управления мировым обществом. «Канада несет особую ответственность, поскольку в ее распоряжении находится непропорционально большая часть мировой территории, ресурсов и природной среды, которыми она владеет и управляет. Она должна считать себя не просто собственником и суверенным владельцем этих преимуществ, но трактовать свою роль в более широком смысле, как опекуна и попечителя. Это вовсе не означает, что канадцы должны отказаться от этих благ, просто им следует быть готовыми поделиться ими с другими». Все это, разумеется, относится не только к одной Канаде. Совершенно очевидно, что кто-то должен взять на себя инициативу и для начала организовать глубокое и всестороннее обсуждение данного вопроса.
Некоторое движение идей намечается уже и на этом фронте, но слишком уж медленно оно набирает скорость. Обсуждение проблем, связанных с биологическими и физическими ресурсами планеты, станет центральным вопросом на Всемирной конференции ООН по морскому праву. Покрывая две трети поверхности планеты, океаны являются последней границей продвижения человека по Земле. И закон, призванный не только защитить их, но и открыть таящиеся в них сокровища для разумного человеческого хозяйствования, должен стать результатом грандиознейшей конференции всех стран и народов. Есть основания ожидать, однако, что и эта конференция, так же как и уже упомянутые выше другие такого рода международные встречи, ни сегодня, ни завтра не принесет положительных результатов, которые соответствовали бы интересам народов всего мира.
«Революционные изменения в области использования океанского пространства протекают сейчас такими темпами и затрагивают так много сфер деятельности, что вряд ли есть серьезные основания надеяться, что этот непрерывный процесс обсуждения и заключения все новых договоров и технических соглашений сможет в обозримом будущем существенно сгладить или нейтрализовать противоположный эффект от злоупотребления верхними слоями морей и их ресурсами», это совершенно неизбежно в мире, состоящем из соперничающих между собой национальных государств. И все-таки новые концепции и новые идеи постепенно вырисовываются и обретают реальные очертания. Независимо друг от друга выдвигаются отдельные конкретные предложения, касающиеся интеграции использования различных морских ресурсов, – например, принцип всеобщего равноправного доступа к их использованию взамен исключительных прав избранных, владеющих ими; создание новых международных учреждений; введение международного перераспределения доходов от эксплуатации океанов; кодекс поведения многонациональных корпораций, занимающихся разработкой богатств океанов, и так далее. Идей много, однако их необходимо организовать, скоординировать, а иногда и просто как следует понять. Надо создать для них благодатную почву, помочь прижиться, пустить корни и зацвести – это станет возможным в том, и только в том случае, когда все мы до конца осознаем неизбежность и необходимость преобразований, которых требуют эти идеи.
Хорошим началом могла бы послужить передача международному контролю некоторых видов ресурсов морского дна. Эта вытекающая, так сказать, из морских вод концепция могла бы впоследствии быть распространена и на земельные ресурсы континентов. Среди беззаветно преданных делу подвижников, которые, кочуя с конференции на конференцию, неустанно борются за претворение в жизнь всех этих идей, я хочу особенно отметить сотрудницу калифорнийского Центра по изучению демократических институтов в Санта-Барбаре, руководителя движения «Pacem in Manbus», близкого моего друга Элизабет Мэнн Боргезе, деятельность которой вызывает во мне искреннее и глубокое восхищение. На мой вопрос, почему она всем этим занимается, она ответила: «Мир распадался на части, когда росло и взрослело мое поколение. Это были годы фашизма, нацизма и второй мировой войны. Если бы я захотела описать мир, в котором выросла, я бы выбрала образ Герники, созданный Пикассо: разорванные на куски тела, и души, и все вокруг... Герника оставила глубокий отпечаток на твердой поверхности нашей планеты. Но его не держат воды мирового океана, они с мирным журчанием размывают эти следы. Океаны – это единое целое... И мы сейчас должны создать политический и юридический порядок, который дал бы нам возможность воссоздать их целостность... Именно здесь, возможно, выковываются новые формы международного сотрудничества и международной организации – те формы, которые могут впоследствии стать частью или моделью нового международного порядка XXI века».
Некоторые из развивающихся и обретающих силу идей, о которых я говорил выше, представлены в проекте «РИО» и других научных проектах Римского клуба, а также в некоторых других исследованиях. Поддерживая все эти инициативы и стремясь к большему расширению рядов их сторонников, я хотел дать здесь лишь общий вид той огромной культурной трансформации, которую они возвещают и в которой все мы должны принять самое активное участие. Говорят – ничто не может остановить человека, если им движет идея. Но разве можно остановить так много людей с таким количеством устремленных в будущее идей и замыслов? Думаю, что нет. Однако чтобы усилить и распространить новаторский дух по всей планете, необходимо активно вовлечь в движение широкую мировую общественность.